«Чайка» в Абхазском государственном драматическом театре им. С. Чанба (режиссёр заслуженная артистка Абхазии Мадина Аргун) — это настоящий театральный прецедент. Перевод пьесы на абхазский язык (работа самой Аргун) стал не лингвистическим фактом, а интересным культурным трансфером. Он лишил текст хрестоматийной инерции и наделил его эпической силой древней трагедии, поставив хрупкое чеховское «бытование» перед мощным национальным «бытием».

Сценография и атмосфера

Художественное оформление (свет Влада Григоряна, костюмы Дианы Допуа, звук Алана Чамлара) — это главный художественный жест постановки. Колдовское озеро здесь — это не среднерусский пруд меланхолии, а метафора Черного моря: стихийная, дышащая совсем рядом.

Этот пространственный сдвиг меняет драматургическую оптику: воздух  концентрированно густ, страсти не тлеют, а разгораются, а конфликты приобретают вертикальное напряжение. Абхазский сценический темперамент трансформировал чеховское «подводное течение» в горную реку, где тоска не вялая, а яростная, а любовь — не сентиментальная, а жертвенная.

Актерский ансамбль: власть и поглощение

Актерский ансамбль успешно реализует концепцию режиссера, создавая галерею образов, балансирующих между психологическим реализмом и эпической монументальностью.

Аркадина  (заслуженная артистка Абхазии Тома Авидзба)

Аркадина — капризная прима и одновременно  символ культурной инерции и театральной власти. Её образ — женщина-матриарх, чей эгоизм монументален и абсолютно безжалостен. Она воплощает старый мир, который, будучи красивым, не способен к саморефлексии.

Константин Треплев (Миха Цкуа)

Треплев здесь активный невротик, получающий болезненное  удовольствие от реальности.  Он пытается что-то изменить, но у него нет внутреннего стержня и подлинной творческой энергии. Так выглядит человек, которого не любят. 

Нина Заречная (Гунда Ажиба)

Нина — это проводник между мирами. Ее «чайка» не убита, а принесена в жертву. Актриса проводит героиню от легкого дыхания юности к трагическому стоицизму финала с удивительной деликатностью, фиксируя момент, когда личность принимает свою фатальную миссию.

Тригорин (Алхас Ферзба)

Режиссёр тонко подсветила  сущность этого героя  через метафору рыбалки. Тригорин  — обаятельный хищник, но скорее отстраненный фиксатор. Он «удит» людей, как рыбу, складывает их судьбы в блокнот. На фоне героической страсти остальных его холодная наблюдательность и экзистенциальная пустота выглядят почти демонически.

Застывший фон: медлительность как крик

Мадина Аргун мастерски использовала малые роли не как безмолвный фон, а как живые индикаторы внутреннего напряжения в пьесе. Эти фигуры, застывшие в своем ожидании, демонстрируют такую шокирующую медлительность, что она становится почти криком на фоне общей бури.

Например, Сорин (народный артист Абхазии Кесоу Хагба) — это не дряхлеющий помещик, а памятник несостоявшейся мечте. Его вечное "Я хотел, но не смог" звучит как траурная песня по целому поколению, которое не нашло сил вырваться из своих комплексов. Его болезнь — это просто тело, которое отказалось жить в таком энергичном мире.

Доктор Дорн (Беслан Хиба) тоже отступает от жизни: его философские размышления становятся не признаком мудрости, а щитом, закрывающим его от настоящих чувств. Его тихие афоризмы кажутся легким гулом на фоне театральной канонады.

Безответная любовь Маши (Кристина Цимцба) к Треплеву — это и тоска,  и добровольный выбор остановить свою жизнь, предпочитая наркоз с помощью водки вместо радости. Отдельно стоит отметить прекрасную грацию актрисы и ее умение естественно двигаться по сцене.

В противовес ей, Медведенко (Саид Кокоскерия) и его жалобы служат резким напоминанием о том, что для кого-то драма — это высокие материи и поиски новых форм, а для кого-то — прозаический, вечный недостаток денег.

И наконец, Шамраев (Мран Алтейба) и Полина Андреевна (народная артистка Абхазии Майя Джикирба). Эта пара, управляющая имением, воплощает грубый, но надежный быт. Они не страдают, они властвуют. Шамраев управляет имением с цепкостью хозяина, а Полина Андреевна, влюбленная в Дорна, показывает лишь трагикомическую тень настоящей, сильной страсти.

Таким образом, спектакль демонстрирует, что даже самый тихий персонаж, попадая в поле высокого темперамента, становится частью общей, мощной и захватывающей драмы.

Заключение: открытие или откровение

Постановка Мадины Аргун — это история о том, как трудно сохранить живую душу в мире, где все заняты «ловлей» успеха.

«Чайка» в Абхазском театре получилась не о том, как люди пьют чай, а о том, как рушатся миры. И на абхазском языке этот крах звучит с пронзительной, высокой трагичностью, обеспечивая успешную ревизию классики и демонстрируя: искусство не имеет границ, но всегда имеет глубокие корни.

Эта постановка является обязательной для критического осмысления, поскольку она убедительно показывает, как чеховская полифония обретает новую, мощную акустику через призму национального театрального темперамента.