Кавказская  (русско-горская) война – одно из самых значимых общественно-политических явлений в истории Российской империи, следствием которой стало утверждение российской власти на всей территории Кавказа. Ее предыстория восходит ко второй половине XVI столетия, когда южные границы Московского царства после присоединения Астрахани (1556 г.) достигли низовьев Терека. Для дальнейшего продвижения вперед русское государство, сердцевину которого отделяла от Кавказа обширная полоса слабо освоенных земель, еще не обладало достаточными ресурсами. Это показали неудачные попытки военного проникновения в Дагестан в конце XVI и начале XVII веков. К тому же российские интересы на Кавказе сталкивались с интересами Османской Турции и Сефевидского Ирана, находившихся на пике развития и  старавшихся распространить тут свое политическое влияние. Поэтому, создав опорный пункт в дельте Терека, русские стали укреплять свое присутствие установлением дипломатических и торговых связей с местными княжествами, изучать  Кавказ и его население.

Активность российской политики на юге резко возрастает в XVIII веке, особенно с 60-70-х годов, когда началось планомерное продвижение русских войск и администрации на Кавказ. По результатам русско-турецких войн 1768-1774 и 1787-1791 годов главный соперник России в Кавказско-Черноморском регионе Турция потеряла большую часть своих позиций. Россия овладела северным побережьем Черного моря, считавшимся до того времени  внутренним бассейном Османской империи. На востоке же она распространила свой контроль над равнинами Азово-Каспийского междуморья. У турок остался единственный опорный пункт на Северо-Западном Кавказе - крепость Анапа. Правда, по договору с Россией зоной влияния Турции была объявлена довольно большая территория, прилегающая к Анапе, от моря до реки Кубань (более 50 000 кв. км). Однако проживавшие здесь многочисленные и сильные черкесские (адыгские) народы считали себя независимыми и не подчинялись коменданту Анапы, которого султан назначил их начальником.

Продвижение русских войск и колонистов в местах, которые издавна использовались кавказскими горцами под пашни и пастбища, внесло напряженность в русско-горские отношения, что усиливалось строительством пограничных укреплений на занятых территориях. Как писал советский историк-востоковед Н. А. Смирнов: «Игнорирование царской администрацией интересов горцев, захваты их земель для русских поселенцев... –  все это вызывало недовольство кавказского населения»¹. Уже в 70-80-х годах XVIII века почва для вспышки стихийного движения на Северном Кавказе была достаточно подготовлена. Начались стычки между русскими войсками и отрядами горцев, постепенно переросшие в систематические боевые действия. Так начиналась русско-горская война, продолжавшаяся ряд десятилетий и стоившая больших жертв обеим сторонам.

Долгое время в российских источниках военные действия на Кавказе обозначались выражениями: «покорение», «завоевание», «усмирение», «умиротворение», «установление русского владычества». Название «Кавказская война» в научно-публицистический оборот впервые ввел  русский военный писатель и участник военных действий с кавказскими горцами, генерал-майор Ростислав Фадеев в своей книге «Шестьдесят лет Кавказской войны» (1860 г.).

Несколько позже в русской историографии появляется термин «Кавказские войны», охватывающий уже весь спектр военных действий России на Кавказе в XVII-XIX веках. Это и противоборство с Турцией и Персией, и подавление восстаний в Закавказье, и, конечно, война на Северном Кавказе, в Дагестане и Северо-Восточном Причерноморье, или собственно Кавказская война.

Одна из особенностей русско-горской войны заключается в отсутствии общепринятых хронологических границ этого исторического явления. Не будем останавливаться на максимальных рамках, предлагаемых некоторыми авторами - от XVI столетия почти до наших дней. Большинство ученых ограничиваются периодом XVIII-XIХ веков. Однако относительно начальной даты этого продолжительного вооруженного конфликта в исторической науке существует широкий разброс мнений. Указываются 1722 – 1763, 1783, 1785, 1799, 1801, 1816, 1817, 1818, 1829, 1830 и другие годы.

Каждая из этих дат имеет свои более или менее оправдательные мотивы. Так, 1722 год - это начало Персидского похода Петра I, нарушившего более чем вековую паузу в военном наступлении русских на Кавказе. Видимо, в России еще в годы русско-горской войны петровская эпоха мыслилась началом этого противостояния. В рескрипте императора Александра II по поводу окончания Кавказской войны (1864) говорится о завершении дела, начатого «полтора века тому назад»². Однако, на мой взгляд, Персидский поход, несмотря на его размах, а также то, что в ходе экспедиции русские имели столкновения с чеченцами и дагестанцами, трудно напрямую увязать с позднейшей Кавказской войной. Во-первых, потому что конечной целью похода являлся не Северный Кавказ - главный театр русско-горской войны, а каспийский торговый путь на Восток. Поэтому в ходе кампании русские заняли Дербент, Баку, Энзели, Решт и другие каспийские крепости, гавани и центры торговли. Во-вторых, после смерти Петра его ближайшие преемники отказались от масштабных замыслов императора и вернули на Терек русские аванпосты. Только в 30-х годах XVIII века здесь начинается организация первой укрепленной линии, опиравшейся на крепость Кизляр. Военные линии, сооружаемые русскими войсками на Кавказе, представляли собой систему пограничных укреплений, состоявших из крепостей, отдельных фортов, редутов, постов, наблюдательных пунктов и укрепленных казачьих станиц, между которыми передвигались конные патрули.

По словам известного историка-кавказоведа, профессора Н. И. Покровского, сооружение Кизлярской укрепленной линии стало началом борьбы за захват чеченской плоскости³. То есть укрепленные линии, помимо оборонительных задач, имели функции исходных рубежей для поступательного движения вперед⁴. Следовательно, строительство Кизлярской линии можно расценивать как прелюдию к Кавказской войне. Начало же большого противостояния надо относить к эпохе императрицы Екатерины II (1762-1796). Доводы историков, предлагающих эту точку зрения, мне кажутся наиболее обоснованными. Недаром во многих досоветских изданиях Кавказская война именуется «вековой войной».

Продолжение строительства укреплений вдоль левого берега реки Терек и особенно закладка крепости Моздок (1763), где издавна паслись кабардинские стада, вызвали открытое недовольство в Кабарде. Кабардинская аристократия, с XVI века поддерживавшая союз с Россией против Турции и Крыма, понимала, что Моздок станет оплотом Российской империи на среднем Кавказе (неслучайно официальный историограф кавказских войн В. А. Потто отмечает, что закладкой Моздокской крепости был заложен «краеугольный камень завоеванию Кавказа»⁵). Кабардинские посланцы, прибывшие в Санкт-Петербург, потребовали срыть моздокские укрепления, но получили решительный отказ. Не было приостановлено и строительство новых опорных пунктов, протяженная черта которых, получившая название «Кавказская укрепленная линия» к 1790 году достигла на западе Черного моря, а на востоке - каспийского берега.

Русско-кабардинский раздор из-за Моздока и других пунктов в центре Кавказской линии привел к череде серьезных столкновений, в ходе которых кабардинцы, по выражению генерала Ермолова, «...отчаянно противостояли русским в кровопролитных сражениях»⁶. Военные действия с перерывами продолжались до 1825 года и завершились разгромом Кабарды. Война совпала с эпидемией чумы, свирепствовавшей в поселениях горцев. В результате боевых действий и сильной эпидемии население Кабарды намного сократилось, после чего она уже как юридически, так и фактически подпала под власть России.

Некоторые историки видят в моздокском конфликте начало Кавказской войны, однако я думаю, что с не меньшим основанием точкой отсчета можно считать события середины 80-х годов XVIII века. В частности, выступление горцев под руководством чеченского проповедника Ушур-мы (шейха Мансура), когда разрозненное сопротивление вышло за пределы отдельных областей (Кабарда, Чечня, Дагестан, Западная Черкесия) и приняло, по существу, общесеверокавказские масштабы с конкретными идейно-политическими лозунгами. В 1785-1791 годах Мансур активно действовал то в Чечне и Северном Дагестане, то в Кабарде и Западной Черкесии, организуя нападения на русские войска и проповедуя священную войну. В 1791 году он был пленен русскими войсками и окончил свои дни в Шлиссельбургской крепости. Шейха Мансура можно считать идейным предшественником позднейших дагестанских имамов.

В досоветской, а частично в советской и современной историографии, начало Кавказской войны нередко увязывается с присоединением Восточно-Грузинского царства к России (1801), в результате которого империя получила плацдарм в Закавказье, расширенный за несколько лет от моря до моря. По мнению ряда историков, в связи с этим возникла задача покорения кавказских горцев, чтобы прочнее связать новые территории с основной частью государства. Поэтому эти авторы исходный момент Кавказской войны относят к началу XIХ столетия. Отсюда выражение «шестидесятилетняя кавказская война», часто встречающееся в литературе. Но в таком случае из хроники русско-горской войны выпадает значительный предыдущий период, когда к северу от Кавказского хребта также велись боевые действия.

В еще большей степени этого замечания заслуживает датировка, отсчитывающая начало Кавказской войны с 1817 года (варианты: 1816, 1818), которая чаще всего встречается в настоящее время (хотя и оспаривается нередко). Здесь хрономаркером выступает назначение русским главнокомандующим на Кавказе генерала Ермолова и перенесение им укрепленной линии с Терека на Сунжу, что сопровождалось частичным вытеснением равнинных чеченцев в горы. С именем Ермолова связано также окончательное покорение Кабарды и активизация российского наступления на Дагестан. Генерала Ермолова считают автором долгосрочной стратегии действий против горцев, предполагавшей окружение непокорных районов укрепленными линиями и неуклонное сжимание блокадного кольца. Ему приписывается часто цитируемая формула: «Кавказ - это огромная крепость, защищаемая многочисленным, полумиллионным гарнизоном. Надо штурмовать ее или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого, так поведем же осаду»⁷.

Наконец, 1828-1830 годы - время возникновения Кавказского имамата, сложившегося как централизованное государство в годы правления третьего имама Шамиля (1834-1859). С этого периода в горском сопротивлении окончательно утвердился идеологический фон газавата - священной войны, что способствовало сплочению этнически и политически разобщенных групп населения. В целом, период с 1817 по 1864 годы можно считать кульминационным этапом Кавказской войны, достигшей своего апогея в конце 30-х - начале 50-х годов XIX века.

Однако подобная многофакторность и многогранность не мешают рассматривать русско-горскую войну как единое общественно-историческое явление. Ведь еще Фадеев отметил, что Кавказская война несколько раз меняла свой характер⁸.

Менялись также взгляды на причины и природу Кавказской войны. Досоветская российская историография рассматривала войну с горцами с великодержавных позиций, осуждая лишь злоупотребления чиновников. В те времена расширение государственных границ считалось безусловным благом, а территориальные захваты для этого - вполне допустимым средством. Это была эпоха, когда развивались Британская и Французская колониальные империи, а США раздвинули свои пределы до Тихого океана. Точно так же целью Российского правительства было включение Кавказа в состав империи. И при этом не подвергалось сомнению, что все препятствующее достижению этой цели могло быть подавлено силой оружия⁹. Поэтому российские авторы, выражавшие официальную точку зрения, войну на Кавказе рассматривали как покорение края, а в действиях горцев делали акцент на «хищничество» и религиозно-воинствующий характер движения.

Начало советского периода в историографии ознаменовалось разрывом с имперской традицией. Историки-марксисты, опираясь на воззрения Маркса, Энгельса и Ленина, считали национально-освободителные движения частью мирового революционного процесса соответствующей эпохи, а его руководителей - выразителями народных интересов. Однако при этом указывалось, что объективно присоединение Кавказа к России имело прогрессивное значение, ускорив здесь развитие капитализма (со всеми вытекающими последствиями) и способствовавшее сближению местного населения с русским народом.

К концу 1940-х годов под влиянием новой политической конъюнктуры в СССР происходит резкий перелом в трактовке исторических событий столетней давности. Шамиля и других кавказских вождей голословно объявили англо-турецкими агентами, а Кавказскую войну - конфликтом, инспирированным извне врагами России¹⁰. В постсталинскую эпоху подходы к освещению Кавказской войны снова изменились. Историки стали более осторожны в оценках, вернулись тезисы о колониальной сущности политики царизма на Кавказе и освободительном характере горского сопротивления, но при этом акцент ставился на добровольность вхождения в состав России почти всех народов края. При этом не объяснялось, почему после добровольного присоединения в некоторых районах вооруженное сопротивление длилось еще десятилетиями.

В 1983 году известный российский (осетинский) историк М. М. Блиев в статье, помещенной в одном из ведущих исторических журналов, выдвинул новую в советской историографии идею, согласно которой Кавказскую войну спровоцировали грабительские нападения горцев на российские владения¹¹. По утверждению автора, империи пришлось силой отражать набеги. Поэтому на Кавказе возникло перманентное состояние войны. Эта концепция профессора Блиева законченный вид приняла в монографии «Кавказская война», изданной в соавторстве с профессором В. В. Дегоевым¹².

Постулируемая в этих работах точка зрения не нова: многие российские публицисты и историки XIX века одной из причин военного наступления царских войск называли «хищничество» горцев, хотя они не скрывали и завоевательных устремлений царизма (в ту пору, как отмечалось, внешняя экспансия считалась естественным процессом). Например, в военной энциклопедии Сытина Кавказская война характеризуется как «длительная борьба России с многочисленными воинственными племенами Кавказа... с целью умиротворения и покорения этой обширной окраины»¹³. Но М. Блиев, оправдывающий геополитику XIX века с позиции современных воззрений, акцентирует внимание только на горские набеги, отводя русским роль обороняющейся стороны.

Он ввел термин «набеговая система горцев», по существу являющийся эвфемистической заменой слова «хищничество». Стараясь обосновать причины военной активности горцев особенностями их быта и общественного строя, Блиев весьма снижает уровень развития народов Северного Кавказа и Дагестана в XVIII-ХХ веках.

Большинство кавказоведов критически отнеслись к положениям этой концепции. Во второй книге обобщающего коллективного труда «История народов Северного Кавказа» (1988), который фактически подытожил результаты работы нескольких поколений советских историков-кавказоведов, в связи с вышеупомянутой гипотезой четко отмечается: «Недавняя попытка... возродить представление о чеченцах, аварцах и других горцах как однородной массе с имманентно присущими ей агрессивно-грабительскими стремлениями, не получила поддержки советских историков»¹⁴. Однако позже, на фоне этнополитических конфликтов постсоветского периода, у концепции Блиева появились последователи среди российских историков и публицистов. Дело представляется так, будто бы «экономической основой Кавказской войны стала гипертрофированная набеговая система, возмещающая внутреннюю нищету горских сообществ внешней экспансией и превратившаяся в своеобразный экономический уклад»¹⁵. Тезис о набеговой системе проник даже в школьные учебники, чего не было и в сталинское время. Так, в учебнике 9 класса читаем, что на Северном Кавказе набеги были «...главным занятием мужского населения, из-за того что гористая местность не позволяла активно заниматься сельским хозяйством»^16.

Однако исторические факты опровергают положение о крайней бедности кавказских горцев, занимавшихся не только скотоводством, земледелием и садоводством, но и многими отраслями ремесел. Так, в одном только Дагестане существуют аулы, жители которых издревле занимаются выделкой вещей из железа, стали, золота, серебра, войлока, кожи, дерева, глины и других материалов. Изделия горских мастеров всегда отличались высоким качеством исполнения и были известны далеко за пределами Кавказа. А вот что пишет об адыгах историк и археолог П.С.Уварова: «Черкесы, заселявшие этот край, вероятно, с очень давних пор, отнеслись весьма разумно к сельскохозяйственному богатству края: они не стеснялись и не останавливались перед глубокой обработкой отдельных горных полян и, заселив все горные ущелья, сумели, несмотря на постоянные набеги, жить с достатком, иметь поля и фруктовые сады, водить пчел, рогатый скот и целые табуны лошадей. Достатка этого хватало и на лихого скакуна, и на богатое вооружение, и на изящную одежду»¹⁷.

На Кавказе, как и во многих других регионах мира, в определенные периоды истории происходили опустошительные войны и набеги, но они не были вызваны низким уровнем жизни и экономического развития. Даже в упомянутой монографии Блиева и Дегоева приводится следующее сообщение о чеченцах: «Пока чеченцы были бедны... они были покойны и не тревожны; но когда стали возникать богатые деревни, когда на тучных лугах стали ходить многочисленные стада, мирные дотоле соседи превратились в неукротимых хищников...» Таким образом, низкий уровень хозяйственной деятельности не был причиной нападений горцев, что противоречит основному тезису концепции набеговой системы.

В таком случае встает вопрос, насколько правильна сама мысль о том, что Кавказскую войну спровоцировали набеги горцев?

В исторических источниках отсутствуют доказательства масштабных набегов горцев на пограничные районы Российской империи до 60-х годов XVIII века, то есть, до начала перманентных боевых действий между русскими и кавказцами. Профессоры Блиев и Дегоев рассматривают «набеговые системы» трех горских регионов – Дагестана, Чечни и Северо-Западного Кавказа (Западная Черкесия), ставших основными центрами сопротивления русским войскам после покорения Кабарды. В их книге больше всего места уделяется военной экспансии дагестанцев, однако описанные там набеги были направлены против стран Южного Кавказа¹⁸. Таким образом, они не имеют отношения ни к России, ни к Кавказской войне. Также обстоят дела с Чечней и Западной Черкесией.

Во время правления генерала Ермолова на Кавказе (1816-1827) военный нажим на Чечню и Дагестан принял системный характер. Северо-Западный Кавказ не был еще объектом такого давления, так как номинально считался зависимым от Турции, с которой у России сохранялся мир.

Однако после русско-турецкой войны 1828-1829 годов побежденные османы были вынуждены отказаться в пользу России и от этой территории.

Черкесы не признали договор, заключенный за их спиной. Барон Ф.Ф. Торнау передает их слова: «Мы и наши предки были совершенно независимы... Султан нами не владел и потому не мог нас уступить»¹⁹. Однако император Николай I считал договор с Османской империей законным основанием для завоевания черкесских земель. Вдохновленный победами своих войск над Ираном и Турцией в 1828 и 1829 годах, он приказал новому правителю Кавказа графу Паскевичу подчинить или истребить непокорных горцев²⁰.

Таким образом, в первой половине XIX века сформировались два очага кавказской войны, являвшиеся по существу самостоятельными театрами военных действий: 1) восточный – Чечня и Нагорный Дагестан (в русских военных документах: «левый фланг») и 2) западный – территория расселения западных черкесов, убыхов и абхазо-абазинских групп («правый фланг»). Однако, если на востоке в конце 20-х годов сложилось централизованное государство –  Кавказский имамат, во главе которого последовательно стояли Гази-Магомед (1828-1832), Гамзат (1832-1834) и Шамиль (1834-1859), на западе неоднократные попытки объединения антироссийских сил не имели большого успеха и каждое племя или общество действовало преимущественно автономно, хотя соблюдалась традиция приходить на помощь соседям.

Русское командование постоянно увеличивало на Кавказе вооруженные силы. Если в начале 20-х годов XIX века оно имело здесь около 60 000 регулярных войск, то к 1830 году численность русских войск на Кавказе достигла 142 000, к 1844 году - 185 000, а к 1854 году - 270 000. Несмотря на такое наращивание сил, Российская империя не могла добиться решительного успеха.

Поэтому армия переносила центр тяжести боевых действий с одной части Кавказа на другую. Ее главные силы действовали сначала на восточном театре войны, с 1832 по 1839 год на западном театре, а затем опять на восточном театре против Шамиля – самого опасного противника России.

В 1856 году император Александр І назначил наместником и главнокомандующим на Кавказе

князя Барятинского, которому передал огромные силы – свыше 350 000 солдат и офицеров. Это были лучшие войска империи, обладавшие выучкой и боевым опытом, накопленным за десятилетия непрерывной борьбы. Барятинский направил основные усилия сперва против Шамиля, развернув вокруг Имамата 200-тысячную группировку. Сжимая кольцо блокады, русские войска летом 1859 года окружили Шамиля на горе Гуниб, где после безнадежного сопротивления имам сдался лично наместнику и был отправлен в Россию. В историографии это представляется обычно концом войны на Восточном Кавказе, хотя разрозненное партизанское движение и локальные восстания происходили здесь еще в течение ряда лет.

После пленения Шамиля в фокусе внимания Высшего командования оказался опять Западный Кавказ. Для усиления действовавших там войск с востока были переброшены ударные части Кавказской армии.

Систематические боевые действия в Закубанье и Северо-Восточном Причерноморье продолжались пять лет, результатом чего стало военное поражение западно-кавказских горцев и вытеснение основной их части в Османскую империю, выразившую желание принять кавказцев. Как известно, концом этой кампании, как и всей Кавказской войны, считается 21 мая 1864 года, когда в урочище «Кбаада» (ныне - Красная Поляна) в ознаменование долгожданной победы, было проведено торжественное богослужение и военный парад.

Таким образом, 21 мая (по юлианскому календарю) 1864 года официально было объявлено днем окончания Кавказской войны –, события огромной исторической важности, сыгравшем  большую роль в судьбе народов России и Кавказа. Подавляющее большинство современных историков принимают эту дату, что, в принципе, верно. В 1864 году закончилось организованное сопротивление кавказцев, хотя регион еще долго оставался самым беспокойным в России (не зря правительство до начала 1880-х годов держало здесь хорошо вооруженную 200-тысячную армию). Однако отдельные мелкие племена и аулы, расположенные в труднодоступных местах, еще некоторое время оставались непокоренными. Против них в 1865 году и позже предпринимались настоящие военные экспедиции. Небольшие группы адыгов, отступившие в глухие горы и леса своей родины, беспокоили новых поселенцев до 1874 года, когда правительственные войска вывели их последние остатки на равнины. В Чечне, Дагестане и Абхазии происходили восстания, число участников которых порой было значительным, что указывает на всенародный характер сопротивления. Например, число участников абхазского восстания 1866 года оценивается в 15 000 человек²¹

Пик последнего этапа сопротивления приходится на 1877 год, когда на фоне русско-турецкой войны 1877-1878 годов в некоторых районах Кавказа, не без подстрекательства со стороны турецких эмиссаров, произошли вооруженные выступления. Особенно мощный характер носили восстания в Чечне, Дагестане и Абхазии. Повстанцы выступали за восстановление независимости с лозунгами времен Кавказской войны. Полноценные боевые действия продолжались в Абхазии три месяца, а в Чечне и Дагестане – до семи месяцев. Однако царские войска, имевшие численный и технический перевес, подавили сопротивление. Поэтому авторы, считающие, что русско-горская война продолжалась и после 1864 года, имеют на это определенное основание²².

___

¹ Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI-XIX веках (Москва, 1958), стр. 138.

² Дзамихов К. Ф. Кавказская война и ее интерпретация в отечественной историографии и общественном сознании: «черкесский взгляд» // Северо-кавказский юридический вестник (№ 1, 2014), стр. 41.

^з Покровский Н.И. Кавказские войны и имамат Шамиля (Москва, 2000), 107.

⁴ Там же, стр. 108.

⁵ Потто В. А. Кавказская война, т. 1 (Ставрополь, 1994), стр. 56.

⁶ Записки А.П. Ермолова. 1798-1826 гг. / Сост., подгот текста, вступ. ст., коммент. В. А. Федорова (Москва, 1991), стр. 282.

⁷ Потто В.А. Кавказская война. Том 2 (Ставрополь, 1994),  стр. 20.        

⁸ Фадеев Р.А. Кавказская война (Москва, 2005), стр. 122.

⁹ См., например, Обозрение высочайше предначертанного плана к общему усмирениюо кавказских горских племен, от 12 марта 1840 г. // Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Том 1X / Под ред. А. Д. Берже (Тифлис, 1884), стр. 246.

¹⁰ Например, характерно название одного из сборников документальных материалов о Кавказской войне, изданного в Тбилиси в 1953 г: «Шамиль - ставленник султанской Турции и английских колонизаторов». Впрочем, название не оказало влияние на ценность самого издания, до сих пор не утратившего научного значения.

¹¹ Блиев М. М. Кавказская война: Социальные истоки, сущность // История СССР (№2, 1983).

¹² Блиев M.M., Дегоев В.В. Кавказская война (Москва, 1994).        

¹³ Кавказская война // Военная энциклопедия / Под. ред. В. Ф. Новицкого (и др.]. Том  II (Петербург, 1913), стр. 220.

¹⁴ История Народов Северного Кавказа (конец XVII в. - 1917 г,) / Ответственный редактор акад. А.Л. Нарочницкий (Москва, 1988), стр. 38.

¹⁵ Кавказский мятеж и набеговая система. http://iamruss.ru/kavkazskij-myatezh-i-nabegovaya-sistera/

¹⁶ История России, 9 класс. Учебник для общеобразовательных организаций, под ред. акад. РАН А.В. Торкунова, в двух частях (Москва, 2016), стр. 86.

¹⁷ Уварова П.С. Кавказ, Абхазия, Аджария, Шавшетия. Ч. 2 (Москва, 1891), стр. 28.

¹⁸ Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказская война, 125.

¹⁹ Торнау Ф.Ф. Воспоминания Кавказского офицера (Москва, 2017), стр. 169.

²⁰ Щербатов А. П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. Том  III (С.- Петербург, 1891).     

²¹ Щербатов А. П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность, т. III. (С.-Петербург, 1891), стр. 230.

²² Так, например, российский историк доктор В.В. Лапин предлагает считать окончанием Кавказской войны 1877 г. [см.: Лапин В.В. История Кавказской войны. Пособие к лекционному курсу (С.-Петербург, 2003), стр. 14].